В 1949 году составлялся Вашингтонский договор, который лег в основу Североатлантического союза. Авторы стремились к тому, чтобы формулировки были максимально четкими и лаконичными. На это претендует большинство писателей, но мало кому это удается. Однако на сей раз у одного из авторов был четкий критерий: договор должен быть составлен так, чтобы его понял молочник из Омахи.

Этот продавец молока из Небраски оказался прекрасной целевой аудиторией. Вашингтонский договор – образец ясности и краткости. Более того, он уцелел за полвека необычайных перемен и сохранился в отличной форме, несмотря на усилия экспертов переиначить или по-иному истолковать его. Он доказал свою неизменную актуальность 12 сентября 2001 года, когда, чтобы помочь США ответить на новое зло массового террора, была задействована статья 5 о коллективной обороне, предназначенная для защиты Европы от Советского Союза.

А как насчет молочника из Омахи? Как отреагирует первоначальная целевая аудитория Североатлантического союза на новую НАТО по прошествии 54 лет? Что он поймет, а, может быть, вообще не поймет?

Во-первых, молочник наверняка удивится, что Североатлантический союз все еще существует. Полагаясь на собственный опыт, он думал, что американцы уйдут, а европейцы перессорятся. Не произошло ни того, ни другого.

В последнее время историки говорили нам о том, что союзы между свободными нациями не выживают с исчезновением угрозы, объединившей их. НАТО развенчала этот довод. Варшавский договор распался, но НАТО обновила свой инструментарий. Во-первых, она сделала это, чтобы способствовать укреплению безопасности и стабильности на восточном направлении в Европе, затем, чтобы с помощью своего уникального многонационального военного потенциала установить мир на кровавом и хаотичном балканском «заднем дворе» Европы, а теперь – чтобы справиться с новыми угрозами нашего мира после 11 сентября.

Вызовы изменились. Изменилась и НАТО. Молочник из Омахи понял бы и одобрил. Он присмотрелся бы к цифрам. Двенадцать членов в 1949 году, девятнадцать сегодня и двадцать шесть в следующем году – четкий сигнал успеха. Он мог бы задаться вопросом: что произошло со старым противником – Советским Союзом? Однако, в этом случае его точка зрения могла бы отличаться от нашей. Спустя лишь четыре года после общей борьбы с фашизмом, когда железный занавес только начал опускаться в Европе, может быть, его не так сильно бы удивило, что мы снова партнеры с Россией.

Но для нас, детей «холодной войны», путь из тени взаимного уничтожения к Совету Россия–НАТО, где Россия заседает на равных вместе с 19 государствами-членами НАТО, чтобы преодолевать общие угрозы ХХI века, не что иное как эпопея. Молодежь по большей части имеет весьма туманное представление о подробной картине. Для них «холодная война» так же далека, как Первая мировая война – другой мир, имеющий мало общего с современным и трудный для понимания. Но когда объясняешь им, что было сделано и почему, они приходят в восторг. Потому что этот путь, от 40 лет идеологической вражды и глобального военного противоборства к функционирующему партнерству и настоящему сотрудничеству – одна из основных платформ, на которых построен их совершенно отличный мир.

У нас по-прежнему есть разногласия с Россией. Но они относятся к сфере политики и дипломатии, а не гарантированному взаимному уничтожению. Поэтому нам надо вести бóльшую разъяснительную работу с новым поколением, чтобы Совет Россия–НАТО и другие механизмы сотрудничества пользовались заслуженным уважением и поддержкой.

То же относится и к другим партнерским структурам НАТО – с Украиной и с новыми демократическими странами, а также старыми нейтральными странами в рамках Совета евроатлантического партнерства и «Партнерства ради мира». Никогда раньше 46 стран, так сильно отличающихся друг от друга, как 19 государств-членов НАТО, Россия, Ирландия и Швейцария, балтийские республики, Таджикистан и Узбекистан не объединялись во имя общего дела в мирное время. Тот факт, что это делается на основе наших общих ценностей, а их партнерство – это не просто политические разговоры, а еще и практическое военное сотрудничество в борьбе с терроризмом и на местах в контексте миссий под руководством НАТО на Балканах и в Афганистане, – еще одно необыкновенное достижение, о котором слишком мало известно.

Как ясно из названия, это действительно партнерство ради мира. Более того, это самая крупная в мире постоянная коалиция, работающая с помощью НАТО и благодаря ей. Это еще один четкий и краткий сигнал, который молочник понял бы и одобрил.

Однако, как утверждают некоторые критики, сравнивать надо не с НАТО 1949 года, а с НАТО 1989 года, до падения Берлинской стены, или с НАТО 1999 года, до того, как Аль-Каида нанесла удар по башням-близнецам. Может быть, НАТО и хорошо справилась тогда с работой, но в чем польза от Североатлантического союза сегодня? Разве это не просто политическая говорильня?

Во-первых, не надо недооценивать говорильни. Разговаривать – лучше, чем воевать. А наши разговоры высшего качества. Искренние и открытые споры в сплоченной, но многообразной семье. На своем заседании в декабре 2003 года министры обороны и министры иностранных дел стран НАТО взялись за самые трудные сегодня вопросы: Афганистан, европейская оборона и Ирак. Нам удалось продвинуться вперед на каждом направлении, поскольку НАТО – проверенная в деле площадка для прений, решений и действий.

Еще более важно то, что за последние два года НАТО была по-настоящему преобразована. Первоначальным толчком стали события 11 сентября, но вскоре процесс пошел намного глубже и шире.

В 2001 и 2002 году НАТО направила самолеты ДРЛО на другой берег Атлантического океана, чтобы помогать защищать американские города, повернув таким образом на 180 градусов ожидания, на которых был основан Вашингтонский договор. Мы закрыли длившийся десятилетие пустой спор о том, способна ли НАТО действовать за пределами своего района ответственности, договорившись о том, что мы будем противостоять угрозам, откуда бы они ни исходили. Мы создали Совет Россия–НАТО. Затем на встрече в верхах в Праге страны НАТО взяли курс на еще более радикальные перемены. Саммит расширения стал саммитом преобразования.

Прага стала столь важным поворотным моментом, потому что речь шла о преобразованиях по всем направлениям работы НАТО. Начиная с новых членов и новых форм партнерства с Европейским союзом и Россией, новых сил и средств и новых миссий и заканчивая самой радикальной реформой внутренних процессов и структур Североатлантического союза за всю историю организации.

Решение о принятии семи новых членов – от Балтийского моря до Черного моря – стало в большой мере символичным. Но в то же время это решение было очень прагматичным. Каждое новое государство-член принесет дополнительную пользу в обеспечении нашей коллективной безопасности. Скептикам надо просто посмотреть церемонию формирования первого многонационального батальона защиты от радиологического, химического, биологического и ядерного оружия (РХБЯЗ) НАТО в начале декабря. Руководит этим новым батальоном – одним из важнейших элементов современного военного потенциала – не кто-то из традиционных тяжеловесов НАТО, а Чешская Республика – одно из государств первой волны новых членов, которое теперь достаточно уверено в своих силах и способно взять на себя ведущую роль в одном из наших самых важных проектов. Еще одна страна НАТО, вступившая в организацию в 1999 году, – Польша – отныне руководит многонациональной дивизией по стабилизации в Ираке.

Батальон РХБЯЗ – лишь одна из целого ряда мер по совершенствованию военного потенциала, которых нам удалось добиться в Праге. Некоторые из них, например, новейшие Силы реагирования НАТО и новая структура управления стали плодом аналитической работы стран. Другие, в частности, Пражское обязательство о потенциале нуждались в дополнительном вкладе Международного секретариата НАТО, и мне тоже пришлось вмешаться непосредственно в Североатлантическом совете и за кулисами.

В результате всего этого был принят важнейший пакет мер по преобразованиям в военной сфере, намного более масштабный, чем предыдущие инициативы, и подкрепленный самыми прочными обязательствами со стороны президентов и премьер-министров о том, что правительства их выполнят. Центральным среди этих решений стало новое Командование НАТО по трансформации. Это движущая сила постоянного изменения НАТО и механизм обеспечения совместимости европейских и американских вооруженных сил в будущем.

На пражском саммите не удалось восполнить трансатлантическую нехватку сил и средств, о которой я постоянно твержу во многих столицах. Но удалось сократить эту нехватку. Правительства европейских стран по-настоящему преобразуют свои вооруженные силы. А Командование НАТО по трансформации стало теперь пряником совместимости в добавок к кнуту маргинализации.

По сравнению с новыми самолетами для стратегических воздушных перебросок, самолетами-заправщиками, высокоточным оружием и пр. переделывание внутренних процессов НАТО может показаться рутиной. Это не так. Штаб-квартира НАТО в Брюсселе – сердце, мозг и центральная нервная система Альянса. Это площадка, где ведется политическое и стратегическое планирование и обсуждения, вырабатывается консенсус, принимаются решения, ведется государственная и частная дипломатия. Штаб-квартира работает с 19 государствами-членами, поскольку трудящиеся в сложных условиях гражданские и военные сотрудники преданы организации и смогли уложиться в небольшой гражданский бюджет. Каждый работник штаб-квартиры НАТО, будь то военный или гражданский, внес свою лепту в достижения этого великого Альянса. Но поскольку теперь членов 26 и возложены новые большие обязанности, а новых денег нет, вопрос стоял так: либо перемены, либо крах.

Поэтому, готовясь к пражскому саммиту, мне удалось убедить страны согласиться на самую радикальную повестку дня внутренних перемен в истории НАТО. Мы фундаментальным образом переделали структуру Международного секретариата, чтобы она соответствовала итогам 2003 года, а не «холодной войны». Мы оптимизировали структуру комитетов и процесс принятия решений. Новые полномочия были делегированы генеральному секретарю для эффективного управления организацией. Было внедрено целевое формирование бюджета и новые, более справедливые и связанные с результативностью условия труда гражданских служащих. Теперь в столицах государств и в НАТО идет доскональное изучение процессов принятия решений. Важнее всего то, что мы доказали скептикам, что НАТО как учреждение может осуществлять перемены, может сама меняться, причем быстро и в лучшую сторону.

Североатлантический союз стал средоточием развития военных сил и средств, необходимых для того, чтобы справиться с угрозами терроризма и оружия массового уничтожения. Наш новый батальон РХБЯЗ под руководством Чешской Республики – лишь один пример. Среди других примеров – сотрудничество со странами-партнерами в борьбе с терроризмом и с Россией в области противоракетной обороны ТВД. Но, кончено, от всех этих пражских мер по развитию группы мышц, чтобы превратить НАТО из борца сумо в фехтовальщика, будет мало толка, если все эти силы и средства останутся на учебных полигонах, а в зонах кризиса их не будет. Так что самым важным из всех пражских преобразований стало принятие НАТО новых миссий.

В начале 2003 года, когда в международном сообществе и во всех многосторонних учреждениях был раскол из-за Ирака и все они были парализованы, НАТО удалось договориться и действовать. Да, нам понадобилось 11 трудных дней, чтобы выполнить свои обязательства по Вашингтонскому договору и усилить Турцию. Но нам это удалось, а другим нет. Некоторые, наверное, помнят, что НАТО понадобилось еще больше времени, чтобы прийти к аналогичному решению при менее трудных с политической точки зрения обстоятельствах, когда была первая война в Заливе.

Более того, придя к соглашению мы опровергли критиков, утверждавших, что этот кризис навсегда подорвет сплоченность НАТО. Всего лишь несколько недель спустя наш, якобы, пошатнувшийся Альянс принял два немыслимых решения: во-первых, принять командование Международными силами содействия безопасности (МССБ) в столице Афганистана – Кабуле; во-вторых, оказать содействие Польше в создании многонациональной дивизии по стабилизации в Ираке.

Я видел очень мало попыток проанализировать, каким образом и почему у НАТО так быстро получилось перейти из положения, когда она практически прекратила свою деятельность, к договоренности о ведении действий за пределами района ответственности. Я думаю, отчасти это объясняется тем, что страны заглянули в пропасть мира без трансатлантического альянса и отпрянули. Но мне также кажется, что слишком многие недооценивали глубину консенсуса, существующего в Европе и в атлантическом регионе насчет угроз после 11 сентября и того, как с ними справиться. Заявление по итогам встречи в верхах НАТО в Праге и новая стратегия безопасности Европейского союза не свидетельствуют о расхождениях в мировоззрениях.

Разумеется, были и до сих пор есть разногласия внутри Европы и по другую сторону Атлантики насчет Ирака. Но разногласия касались того, как поступить с Саддамом Хуссейном в 2003 году. Не было разногласий по общей картине глобальных и сохраняющихся угроз по причине апокалиптического массового терроризма, оружия массового уничтожения и недееспособных государств или государств-изгоев. Если бы разногласия были столь фундаментальными, как считали пессимисты, НАТО не было бы сегодня в Кабуле, и она не готовилась бы выдвигаться дальше афганской столицы. И она не помогала бы Польше в Ираке и не обсуждала бы спокойно вопрос о потенциальной большей роли в 2004 году.

В Праге началось настоящее и глубинное преобразование, которое уже твердо укоренилось в культуре Североатлантического союза и проявляется на местах от Косово до Кабула. Уверен, что молочник из Омахи поймет и одобрит. Но у него еще может быть пара вопросов. Как, например, Альянс, созданный для обороны Европы во время «холодной войны», справится за пределами Гиндукуша?

Ответ такой: НАТО добьется успеха, потому что у нее нет альтернативы. Все государства-члены НАТО понимают и согласны в том, что если мы не пойдем в Афганистан и не добьемся успеха в Афганистане, Афганистан вместе со своими проблемами придет к нам. Что еще хуже, нам придется столкнуться с террористами, беженцами и наркоторговцами, а структура международной безопасности будет намного слабее, поскольку НАТО серьезно пострадает, и такой же серьезный удар будет нанесен концепции многостороннего сотрудничества в обеспечении безопасности, будь то по линии НАТО, Европейского союза, Организации Объединенных Наций или коалиций.

Все же, я настроен оптимистично, во-первых, потому что в послужном списке НАТО только успехи. Во-вторых, потому что нации осознали необходимость более пригодных и способных к развертыванию сил для проведения подобного рода операций и начинают что-то предпринимать в этой связи. О моих усилиях по обеспечению вертолетов и разведгрупп для МССБ много писали в газетах осенью 2003 года. Но в декабре было меньше сообщений о нашем успехе в выполнении и даже перевыполнении этой задачи по ряду параметров. Настроение изменилось. Надеюсь, что в следующем году мы сможем также изменить процесс и таким образом моему преемнику – Яапу де Хооп Схефферу – придется тратить меньше времени, чем мне, чтобы убедить страны предоставить необходимые силы.

Третий повод для оптимизма – опыт НАТО на Балканах. Босния и Герцеговина, Косово и бывшая югославская Республика Македония* сошли с передовиц газет благодаря действиям НАТО и благодаря тому, что НАТО усвоила уроки и применила их на практике. Мы помогли остановить гражданскую войну в Боснии и Герцеговине. Мы провели действия, чтобы не допустить этнической чистки в Косово. Мы вмешались, чтобы не допустить гражданской войны в бывшей югославской Республике Македонии*. Каждый раз, когда один кризис сменял другой, мы подключались на более раннем этапе и таким образом действовали с большей эффективностью: спасали жизни людей и не допускали разрастания кризиса. И мы были готовы идти этим курсом дальше.

На заседаниях на уровне министров в декабре, на рабочем обеде стран СЕАП министры иностранных дел Боснии и Герцеговины, Сербии и Черногории сидели рядом друг с другом, справа от меня. Они еще не партнеры НАТО, но по прошествии всего лишь восьми лет после резни в Сребренице, они хорошо продвигаются к европейскому основному руслу. Удивительнее всего то, что из числа существующих партнеров громче всех за их скорое членство ратует Хорватия. Если НАТО удалось добиться такого замечательного успеха на Балканах, а это была самая трудная задача 90-х, мы можем добиться успеха в Афганистане сегодня.

Заключительный вопрос молочника мог бы звучать так: а что вообще значит этот спор насчет европейской обороны? Европейская политика обороны и безопасности действительно навредит НАТО?

Мой ответ – настойчивое «нет». Как и все, я резко возражаю против ненужного проделывания двойной работы НАТО и Европейским союзом. Нам нужны дополнительные силы и средства, а не бумажные армии и схемы подключения, не связанные ни с солдатами, ни с действительностью. Но это не означает, что я не приветствую более сильную роль Европы в сфере безопасности и обороны, включая способность к самостоятельному проведению миссий ЕС, когда НАТО решает отойти в сторону, а мудреные, но принципиально важные договоренности «Берлин плюс» не подходят.

Поэтому я приветствую соглашение, достигнутое недавно государствами-членами ЕС, об укреплении Европейской политики обороны и безопасности, поскольку это не подразумевает лишнего дублирования. Меня также успокаивает приверженность сильному Североатлантическому союзу и взаимодополняемости между НАТО и Европейским союзом, о которой было заявлено сторонниками различных позиций, в частности по той причине, что правительства знают, что настоящее институциональное дублирование и конкуренция будут стоить намного больше, а результат дадут намного меньший. Подобная сделка не нравится ни одному правительству.

Поэтому призываю всех исходить из долгосрочной перспективы. Проверьте предложения на прочность, дадут ли они действительно силы и средства, настоящую добавочную стоимость, но не превращайте евродраму в атлантический кризис. И НАТО, и Европейскому союзу есть, чем заняться и без очередного раунда теологических придирок.

Помимо хитросплетений европейской обороны, как мне представляется, молочник из Омахи в 1949 году и такие же молочники в Европе, от Осло до Опорто, от Обана до Обераммергау, без труда поймут новую НАТО и похвалят ее. Наш мир отличается от его мира. Но его НАТО – наша НАТО, преобразованная, чтобы справиться с новым поколением угроз, но твердо зиждущаяся на той же общей трансатлантической истории, культуре, ценностях и интересах. Ни тогда, ни сейчас это не была однородная союзническая организация. Многообразие – сила, а не слабость. Мы спорим. И будем спорить. Но в НАТО, а теперь еще со странами-партнерами и с Россией, мы улаживаем свои разногласия и идем дальше, вместе. 1 января Яап де Хооп Схеффер принимает бразды правления. Те, кто хорошо его знают, уже знакомы с его мастерством. Те, кто не знают, скоро познакомятся. Лицо во главе организации сменится, но это будет та же преобразованная НАТО.

В качестве генерального секретаря я видел успехи нашей новой НАТО в деревнях Боснии и Герцеговины, Косово и бывшей югославской Республики Македонии*, где теперь у детей есть мир и будущее, а не война и изгнание, и это благодаря самоотверженности полумиллиона или больше солдат НАТО, служивших на Балканах с середины 90-х. Я видел, как последние размежевания и стереотипы «холодной войны» были разбиты вдребезги за столом Совета Россия–НАТО в Риме и благодаря самому крупному расширению НАТО на встрече в верхах в Праге.

В руинах башен-близнецов я увидел, на что способны террористы, а потом увидел, как НАТО смогла по-новому отладить свой инструментарий, чтобы помочь одержать победу над ними. Я видел, как с войсками НАТО на улицы Кабула пришла надежда, а ведь между этим городом и бывшим железным занавесом полтора континента. Самое главное – я видел, как преобразованный Североатлантический союз делает то, что он делает лучше всего с 1949 года: обеспечивает безопасность и защиту там, где нужно, и тогда, когда нужно. Это простая идея, которую каждый может понять и принять.