2014-й запомнится как год, в который в связи с незаконной аннексией Крыма Россией и продвижением так называемого «исламского государства» НАТО впервые в истории своего существования столкнулась с серьезными проблемами безопасности как на востоке, так и на юге. Но в том же году начался еще один процесс, который серьезно скажется на условиях безопасности в соседних с НАТО районах: снижение мировых цен на нефть. Если эти низкие цены на нефть отразятся на стабильности стран-производителей нефти, может назреть катастрофическая ситуация прямо на пороге НАТО.

За последние два года два основных показателя цен на нефть – Брент и западно-техасская средняя (WTI) – снизились в среднем с 99 долларов за баррель в 2014 году до 53 долларов в 2015-м и до 28 долларов в начале 2016 года.

Это резкое падение было обусловлено несколькими факторами: неизменный уровень потребления нефти в странах Организации экономического сотрудничества и развития; более медленный рост спроса на нефть в Китае по причине замедления экономического роста; массовое увеличение объемов нетрадиционной добычи нефти и газа в США, приведшее к снижению импорта в США и наличию большего объема нефти на мировом рынке; решение Саудовской Аравии сохранить рекордные объемы производства для защиты своей доли рынка; отсутствие консенсуса в Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК).

Решение Саудовской Аравии о сохранении объемов производства могло быть также мотивировано дополнительными соображениями: оставить американские нетрадиционные нефтегазодобывающие предприятия не у дел и затруднить возвращение Ирана на рынок после санкций.

Однако благодаря технологическому прогрессу американская отрасль, ведущая добычу методом гидроразрыва, оказалась намного более устойчивой, чем предполагалось, что позволило многим американским производителям внедрить новаторские методы, улучшить себестоимость добычи и остаться у дел даже при более низких ценах на нефть. На самом деле, даже если цены снова поднимутся, некоторые производители с устаревшими нефтяными отраслями, такие, например, как Россия, Иран и Венесуэла станут все менее и менее конкурентоспособными, в том числе и потому что с повышением цен на рынок неизбежно вернется еще больше «нетрадиционных» добывающих предприятий.

То что цены на нефть скорей всего ненамного вырастут, практически не вызывает сомнений, поскольку некоторые производители вероятно все же сократят добычу. При более высоких ценах на нефть инвестиции в разведку новых месторождений нефти и газа вновь станут рентабельными, что является важным фактором для предотвращения дефицита в будущем и связанных с этим резких повышений цен.

Но до 100 долларов и выше, как в прошедшее десятилетие, цены еще долго не поднимутся. Это означает, что экономика России и многих нефтедобывающих стран Ближнего Востока, Северной Африки и Латинской Америки может быть вынуждена вести добычу ниже уровня окупаемости, т.е. они будут терпеть финансовые убытки. Неудивительно, что Алжир, Ангола, Эквадор, Нигерия, Венесуэла и другие еще более бедные страны с большим населением пытались, хотя и неудачно, убедить ОПЕК сократить добычу, чтобы поддержать цены.

Аспекты безопасности подобной ситуации очевидны: для многих стран-производителей нефти падение цен на нефть ниже определенного уровня грозит подорвать «общественный договор» между правящим режимом и населением страны. В государствах, привыкших «покупать» население с помощью щедрых субсидий, дальнейшее изобилие нефти на мировом рынке может привести к политическим волнениям.

Как утверждают некоторые аналитики, низкая цена на нефть будет способствовать международной стабильности, поскольку она заставит нефтегосударства сосредоточиться на своих внутренних недугах и уменьшит их возможности для проведения напористой внешнеполитической повестки дня.

Это может быть верно в отношении некоторых стран, но неочевидно в отношении других. Например, нет никаких признаков того, что геополитическое соперничество таких серьезных конкурентов, как Иран и Саудовская Аравия, заканчивается по причине внутренних экономических соображений. Пока лишь это соперничество приобретает все большее военное измерение.

Внешнеполитическое поведение России также не следует экономической логике: поскольку Россия движется к экономическому спаду, продолжая при этом увеличивать расходы на военную модернизацию, нельзя сбросить со счетов риск того, что руководство будет стараться отвлечь внимание очередными внешнеполитическими авантюрами.

Это открывает еще один аспект безопасности в связи с низкими ценами на нефть: потенциальные геополитические изменения из-за новых альянсов.

Один из таких альянсов формируется между Россией и Ираном. Очевидно, что Россия пострадает, когда огромные иранские запасы нефти и газа попадут на рынок и вызовут еще большее снижение цен на нефть. И все же Москва сотрудничала в рамках процесса «шестерки» (переговоры с Ираном по ядерной программе этой страны, которые вели пять постоянных членов Совета Безопасности ООН – Китай, Россия, Соединенное Королевство, США и Франция, – плюс Германия), направленного на снятие санкций с Ирана. Она также ведет коммерческую деятельность с Ираном по широкому ряду областей – от атомной энергии в гражданских целях до торговли оружием.

Российская стратегия в отношении Ирана заключается, судя по всему, в том, чтобы принять Тегеран, а не соревноваться с ним. За счет инвестиций в иранский энергетический сектор и оказания влияния Москва, возможно, стремится сделать так, чтобы экспорт энергетических богатств Ирана не составлял прямой конкуренции России. Данная стратегия, применяемая Москвой также в отношении некоторых центрально-азиатских соседей, нацелена прежде всего на недопущение того, чтобы эти страны самостоятельно экспортировали газ в Европу, которая останется в обозримом будущем основным рынком России.

Может появиться еще один альянс – между Китаем и Ираном. Уже сейчас Китай – самый крупный торговый партнер Ирана, в том числе в энергетике. Для Китая Иран мог бы стать альтернативой его растущей энергетической зависимости от Саудовской Аравии. Для Ирана, в свою очередь, Китай – все больший клиент для энергоресурсов и потенциальный инвестор. Тегеран также может видеть в Пекине «бескорыстного посредника» в его сложных взаимоотношениях с Саудовской Аравией. Более тесные китайско-иранские отношения могли бы возыметь положительный эффект, если Китай будет стараться на благо общей политической стабильности, а не только ради продвижения своих экономических интересов.

Все страны НАТО входят в коалицию, борющуюся с Исламским государством Ирака и Леванта (ИГИЛ) на Ближнем Востоке. НАТО также стремится повысить стабильность и устойчивость стран региона, предлагая поддержку в укреплении оборонного потенциала. Это означает, что страны НАТО работают теперь в регионе, где любые политические волнения по причине низких цен на нефть могут непосредственно сказаться на них.

Положительно то, что низкие цены на нефть уже нанесли тяжелый удар по финансам ИГИЛ, еще до того как авиаудары коалиции по эксплуатируемым ИГИЛ нефтеперерабатывающим заводам и колоннам транспорта с топливом лишили террористическую группу еще большей части доходов.

Однако Иран и Саудовская Аравия по-прежнему сцеплены в геополитическом, экономическом и религиозном соперничестве, и обеим странам надо будет добывать нефть в больших объемах, чтобы защищать свою долю рынка и сохранять доходы, чтобы удовлетворять свое население. Ирак страдает от натиска ИГИЛ, внутренней напряженности и низких цен на нефть (как и Ливия). Вступление России в сирийскую гражданскую войну лишь усложнило картину.

Таким образом НАТО придется иметь дело с несколькими «игроками» в регионе, чьи геополитические цели не только противоречат друг другу, но и чьи политические повестки дня могут все больше зависеть от необходимости справляться с экономическим спадом и беспорядками внутри страны. Очевидно, что при подобном развитии событий они станут еще менее предсказуемыми.

Более того, нестабильность, возникшая по причине «дешевой нефти», может создать еще большее бремя для такой страны, как Иордания, которая уже столкнулась с огромной проблемой беженцев. И это обстоятельство вынуждает НАТО продемонстрировать эффективность своих усилий по региональной стабилизации.

Однако с точки зрения НАТО, Россия явно остается самой важной переменной безопасности. Тогда как на долю нефти и газа приходится более половины поступлений в бюджет, страна на распутье: рубль потерпел серьезную девальвацию, резервы Центрального Банка сокращаются, а иностранные инвестиции практически прекратились.

Теоретически, исходя из соображений экономической выгоды, Москва должна склониться к более примирительной политике в отношении Запада, в частности, чтобы добиться снятия санкций, наложенных после аннексии Крыма, а также замедлить попытки Европы стать менее энергетически зависимой от России.

Однако, хотя заявления российских руководителей и указывают на то, что они осознают неустойчивость экономического положения страны, еще не факт, что это заставит их встать на позицию сотрудничества. Пока что, по крайней мере, Россия предпочитает идти антизападным курсом: обширные планы военной модернизации, разговоры о далеко идущем – хотя и нереалистичном – «стратегическом партнерстве» с Китаем и националистическая риторика о необходимости защищать русских за границей по-прежнему господствуют во внешнеполитической позиции России.

Все это лишь заставляет задаться вопросом о том, как Россия отреагирует, когда спад на почве «дешевой нефти» начнется по-настоящему: признает ли она проблему и возьмется за нее прямиком, стремясь модернизировать и диверсифицировать свою экономику, или она будет стремиться отвлечь свою общественность, обвиняя злонамеренный Запад в бедах России? Ответ Москвы обернется либо во благо, либо во вред глобальной стабильности.